Долг: первые 5000 лет истории

Дэвид Гребер — американский антрополог, которого очень интересует история экономики. Его книга о роли долга в человеческой истории почти мгновенно стала бестселлером и получила множество восторженных отзывов — со стороны антропологов, и множество негативных отзывов — со стороны экономистов. Чем объяснить такую разницу во мнениях по поводу книги, которая стала главным событием в экономической антропологии за последние пару десятков лет? Экономическая антропология — нечастый гость в учебном плане студентов-экономистов. В русскоязычной википедии экономическая антропология до сих пор определяется по-советски, как исследование «примитивных и докапиталистических обществ», что хорошо отражает тот факт, что обычно предметом изучения являются разные племена Африки или Латинской Америки, но плохо с точки зрения языка — называть «примитивными» эти племена значит вносить ненужное оценочное суждение. Люди слишком часто называли других людей примитивными и дикими, чтобы оправдать своё право на господство. На Западе сегодня экономическую антропологию определяют как отрицание экономики. Если экономика концентрируется на рыночном обмене, а разного рода нерыночные отношения пытается представить как, в сущности, форму рыночного обмена — отсюда «брачный рынок», «уголовный срок как цена преступления» и прочие рыночные метафоры, — экономическая антропология показывает, что в ходе человеческой истории обмен, тем более рыночный, не всегда был основной формой экономического взаимодействия людей. В действительности, Дэвид Гребер в своей книге указывает на ещё два типа. Помимо обмена я могу вам просто приказать отдать мне то, что мне нужно. Я могу так сделать, потому что я вождь, священник или сын Солнца, но чаще всего потому, что у меня лучше получается принуждать других людей с помощью насилия. Разумеется, насилие в ходе истории любит одевать себя в одежды естественности, поэтому вчерашние захватчики завтра объявят себя детьми Солнца или бессмертными отцами. Кроме обмена и насилия (насилие ещё называют «иерархией» или «перераспределением») есть третий способ, который Гребер называет коммунизмом. Если вы что-то хотите от меня, я могу вам это дать, просто так. Мы можем дать незнакомому человеку сигарету на улице, или придержать дверь лифта. Немного, но это уже что-то. В племенных обществах таких экономических отношений было намного больше. Гребер называет экономики, в которых рыночный обмен используется очень редко и не используется для предметов повседневной необходимости (последние можно было просто попросить, и вам бы их дали - коммунизм), «человеческими экономиками». Большую часть последних 5000 лет человечество знало только такие экономики. Гребер пытается описать, как в ходе истории человечество всё больше обращалось к обмену для того, чтобы товары и услуги в обществе меняли своих хозяев. Поскольку обмен не всегда предполагает одновременность, возникает долг. Но долг тоже бывает разный. Представим себе деревушку, в которой люди обмениваются друг с другом плодами своих трудов, все всех знают. Конечно, долг здесь носит личный характер. Задолжав, вы оказываетесь в долгу не у абстрактного банка, а, скажем, у вашего соседа-кузнеца. Рост обмена как главного способа организации экономических отношений делает долг безличным, из-за чего возникают бесчеловечные последствия долга — рабство и долговые тюрьмы. Книга Гребера наполнена множеством потрясающих историй о том, как были организованы древние экономики и как они изменялись. К сожалению, когда Гребер начинает описывать современную экономику, он нередко путается и допускает фактические ошибки (многие из этих ошибок исправлены в русском издании). За свои ошибки он подвергся заслуженному порицанию со стороны экономистов. Но это лишь в последней главе, неудачи которой более чем искупает повествование в остальных главах. Поэтому книга рекомендуется к прочтению — с осторожностью.